Сибмама - о семье, беременности и детях

Екатерина2013

Woda
+1000, полностью согласна.
Считаю, что нововведения чистой воды бизнес. Зачем всех в форму? С детства приучать детей, что у них нет выбора. Что они дети, должны как стадо слепо следовать тому что прикажут. Диктатура какая-то.
А я однажды в школе, шампунь красящий передержала и пошла в школу с зелёноми волосами :lol:

, ругались :evil:

Добавлено спустя 1 минуту 21 секунду:

И джинсы люблю!

_________________
У нас есть щенки французского бульдога 89513812853

kot-busya

Как по мне, так светлый верх и темный низ очень даже неплохое решение. И совсем необязательно это называть формой. Пусть будет любое название. У нас вот тоже в лицее форма не под копирку - разные фасоны, даже есть разное цветовое сочетание - у кого-то просто бордо, у кого-то бордо с комбинирование с клеточкой. Смотрится очень даже неплохо (у нас все из ткани, не трикотаж).
Я помню, как в школе радовалась отмене формы, но были реально случаи, когда человек как будто сорвался с цепи, ощутив свободу выбора одежды: мальчики как-то в одежде сильно не выделялись, но некоторые девочки были похожи на дам легкого поведения (мягко говоря). Такие же наряды встречала и в нашем институте - вызывали определенный шок. Поэтому не вижу ничего страшного в некоторых ограничениях :aga-aga:

_________________
РУКОДЕЛЬНОЕ
https://forum.sibmama.ru/viewtopic.php?t=1500443
БЮСТГАЛТЕРЫ 150р. УТЯЖКИ 250р. ЮБКИ 300р. БРЮКИ 400р. БРИДЖИ 350р. РУБАШКИ, ПИДЖАКИ 400р. КОСТЮМЫ 800р.
https://blog.sibmama.ru/weblog_entry.php?e=408320

Муравейка

Ай, какая бурная дискуссия! Чуть было не опоздала

МОЕ отношение к школьной форме однозначно - отказать!!! Но, помню, когда у старшей в гимназии заводили подобные вопросы, я, конечно, громко протестовала. Думала, что и дочь, естественно, того же мнения. А она посчитала целесообразным ввести определенные рамки "делового стиля", так это формулировалось. Для меня это было неожиданным

ЕленаП..
И когда Ваши дети это все носить ( и сносить) успевают? У меня с сыном "проблема" - как облюбует какую-нить одежку, не вытряхнешь! А рядом в шкафу будут висеть неодеванные!!!
Но при этом носит как-то аккуратно.

А по дресс-коду, сегодня видела в здании суда Центрального района такую картинку. По коридору идет совсем не стройная, а прям наоборот, судья. В мантии ( дресс-код :aga-aga:

) сверху накинута куртяшка. Ну и под мышкой рука с телефоном и пачкой сигарет. :eek:

Самой мне не привелось носить форменную одежду ( школа не в счет). На работе, да, деловой стиль. Люблю и брючные костюмы, и платья. Ну и всегда хорошую обувь.

А муж, как перестал работать по найму, так с тех пор я его в костюме и галстуке не видела :aga-aga:

Хотя ему костюмы ну просто "идут". Также как и у сына, в шкафу висит ни разу еще не одеванное черное пальто ( уже четыре года висит :evil:

), и пара-тройка практически новых костюмов.
Вот к чему я все это? Как-то все не однозначно, все-таки.

taw

Скрытый текст:

Муравейка

taw
Ну Вашему сыну костюм прям к лицу :give_heart:

Вот правда, даже на малышне видно, кто-то умеет носить классический костюм, а кто-то ...
Как-то сижу я на скучнейшем совещании. Дремлю-скучаю. И вот сквозь дрему мне мой коллега ( молодой совсем парень, еще тридцати тогда не было) привиделся на трибуне, у стен Кремля, среди этих самых, членов политбюро :lol:

Вот прям вижу его там, в пальто с каракулевым воротником, в шапке (пирожком таким, не знаю как их обзывали). Ну прям вписывается!!! Ну и давай я себя развлекать - мысленно выбираю следующего коллегу

, напяливаю на него шапку - пальто и шагом марш, на трибуну. В общем, поняла я что все мои коллеги вписываются. Экспериментирую дальше. Мужа своего пытаюсь принарядить и туда же. Ан нет!!! Не стоит от там. Точнее стоит, но не как все - важно-вальяжно-с чиновничьим достоинством. А качается, с ноги на ногу, смотрит по сторонам с мучительно скучающим видом. В общем, я и счас иногда так себя веселю - водружаю кого-то и смотрю -годен на трибуну иль нет еще :lol:

juditt

Девочка-напевочка
Я считаю, что белый верх, черный низ - это парадка. А в норме - темненькая юбочка или сарафан и любого цвета однотонная блузка - водолазка. :-)

Зимой в школах жарко и кому нужны эти вязаные толстые кофты? Эти теплые жилеты-телогрейки? :eek:

Нам, кстати завезли эту форму. Выбрала дочери сарафан серый, ткань похожа на плащевку 1250 рублей.
Там были и юбки и блузки но все оч дорогое и фигня, по качеству

_________________

@льга

А я вот ЗА школьную форму.Сама ходила в школе с булавкой в ухе,с обесцвеченной чёлкой,и другими странными причёсками,но в форме.Только не взрослый офисный стиль,а детскую форму-девочкам сарафаны,мальчикам брюки и курточки (но не костюм тройку). А отличатся можно мозгами (анекдот такой есть).Всё высказалась, :tomat:

А Зайцев конечно,страшно далёк от народа,как и те,кто считает что 3-3,5 тыс за комплект формы это не страшно.Я уже молчу про небольшие населённые пункты.

_________________
Тем кто дружен,не страшны тревоги!

Cherry_Nata

Скрытый текст:

Стасенька

Муравейка

Topolek

Woda

ТЕАМА

У меня насчет формы одно возражение - финансовое. Так-то мои дети, как и я, в одежде разбираемся слабо :oops:

, форма даже легче - думать не надо, не выбьешься "из коллектива". Но те попытки её ввести, что у нас бывали - не устроили по качеству плюс явно завышенная цена. Я на такую сумму детей не одеваю, укладываемся скромнее, и спокойно можем что-то заменить в течение года, а с формой это очень сложно, предполагается, что её хватает на год :eek:

_________________
Дочка- три сыночка - дочка
Spiro ergo amo, amo ergo vivo!

ЕленаП..

Скрытый текст:

Т.Толстая
Женский день
У нас дома восьмое марта презирали: считали государственным праздником. Государственное - значит принудительно-фальшивое, с дудением в духовые инструменты, хождением строем, массовым заполнением карточек, называемых поздравительными открытками. "Желаем успехов в труде!.." Государственное это когда на тебя кричат, унижают, тыкают в тебя пальцем: стой прямо и не переминайся с ноги на ногу! Это когда все теплое, домашнее, хорошее и уютное вытащено спросонья на мороз, осмеяно, подвергнуто оскорблениям. Государственное - это школа, первая примерка тюрьмы. В школе учат дурному и противоречивому. Говорят: "Сам погибай, а товарища выручай", и тут же велят доносить. Говорят: "Надо помогать другу", а списывать запрещают. И на уроках пения поют и поют про каких-то мертвых орлят, пионеров, партизан, солдат, якобы храбрых мальчишек, заползающих в тыл непроясненному врагу, чтобы там навредить, а так как известно, что мальчишки всегда вредят, что с них взять,- то и поешь с отвращением, по государственной, холодной обязанности.
Черная школьная зима, вонь чернильниц-непроливаек, неприличное слово, вырезанное на парте, полы, вощенные красной мастикой, кабинет завуча, мимо которого проходишь, холодея: а вдруг выскочит и завопит, тучная, тряся багровыми щеками, полуседыми волосами, заплетенными в косицы "корзиночкой",ужас,- все это государство.
Стены у него коричневые, тоскливые, и одежду тоже нужно носить коричневую, чтобы не отличаться от стен. В волосы - у кого коса - надо заплетать черные или коричневые ленты, а по праздникам - белые. Праздники у них - это когда на каждом этаже музыка и пение из громкоговорителей: "Мечтать! Надо мечтать!" - поет ангельский хор провокаторов, а в классе Валентина Тимофеевна орет, стуча по столу костяшками пальцев: "Я не о том спрашивала!.. Слушать надо!.. Размечталась тут!.." Праздники - это когда государственные цветы гладиолусы засовывают в кефирные бутылки и густо уставляют ими подножие ниши, где, укрытый от воздушной волны, создаваемой пробегающим табуном хулиганов, стоит и слепо блестит масляной краской белый Ильич. На праздники уроков меньше, но домой не отпустят: надо идти в актовый зал, где будет представление. И хорошо еще, если позволят просто сидеть на деревянных откидных стульях, прищемляющих то пальцы, то платье,- а ну как заставят выступать? И тут они обязательно унизят и отомстят. Отомстят за то, что я умею быстро читать, и не хочу читать медленно, по слогам, не хочу притворяться, что справляюсь с трудным текстом: "Тут кот. А там?" На "празднике азбуки" они заставят меня изображать букву "Р" - которую я не произношу. "Роет землю черный крот, Удобряет огород". И все будут надо мной смеяться. И толстая тетка, завуч,- не человек, а слипшиеся комья,- всегда одетая в один и тот же приличный синий чехол, тоже разинет из первого ряда свой отремонтированный, подбитый сталью рот: ха-ха-ха.
На переменах мы должны ходить парами, взявшись за руки, по кругу. Я бы хотела ходить за руку со смуглым мальчиком Даниловым или, на худой конец, с девочкой с чудным именем Роза и с маленькими синими сережками в ушах. Но выбирать не приходится: меня спаривают с Володей, я должна держать его потную лапку, усыпанную бородавками. Мне семь лет, я страдаю. Что-то,- не знаю что,- оскорблено и бунтует во мне. Я не хочу. Государство (хотя я и не знаю этого слова) давит на меня фикусами в оконных проемах, картинами в золоченых рамах, откляченными от стены ("Охотники на привале", "Богатыри на перепутье" - скопище мутных уродов, но и этих слов я не знаю). Ноги медлят и вязнут в красной, густой, государственной мастике. Свет тусклый. Володины бородавки, как сухой горох, впиваются в мою испуганную ладонь. Вдруг с криком, шумом, синим всплеском кто-то большой накатывается на меня потной волной, хватает, отрывает от карликового, мелко-веснущатого Володи, тащит, волочит, выкрикивает,- швыряет меня на "середину": выталкивает в особый, позорный ряд посреди зала, где стоят отпетые: двоечники, убийцы, плюющиеся через трубочку жеваной бумагой, террористы, забывшие дома тетрадь, враги рода человеческого, неподшившие воротничок. Меня! Меня!.. Меня?!
Их уже двое, потом трое; они кричат, они воздевают огромные руки, они вращают глазами, огромными как мельничные колеса, секунда - и они растерзают меня в клочья. Женщины, фурии, учительницы. Что, что, почему? что не так?.. Сквозь клокотанье разбираю обвинение и приговор: там, сзади, на моей спине, где мне не видно, у меня в косе красная лента: мама заплела мне красную ленту вместо черной, моя мама - преступница, я - тоже, мы с мамой сокрушили основы, потрясли столпы, задумали свергнуть, подрыли, насмеялись, презрели. Ошеломленная, стою в позорном ряду с убийцами и растлителями: маленькими, испуганными, круглоглазыми от стыда и страха, но презрительно усмехающимися семилетними преступниками; приравненная к ним, низведенная до, стертая в пыль, чудовище в коричневом платьице и отглаженном фартучке. Красная позорная лента - развратная лента, женская лента - невидимо горит у меня на спине кленовым листом, бубновым тузом, огненной отметиной. Красные от крика лица склонились надо мной, рты разинуты,- сквозь лебеду десятилетий не слышу, не помню, не понимаю слов.
...Когда приходит весна, они собирают по три копейки и покупают открытки, а потом раздают их нам, раскладывая на парты: каждому по глянцевой карточке. На одной стороне карточки - восьмерка, петля, лента Мёбиуса, совершенно такая же, какую показывал папа, склеив из бумаги: смотри, вот полоска, так? а вот я ее поворачиваю, так? и соединяю концы... а теперь скажи, где наружная сторона и где внутренняя?- Я не понимаю, где; голова идет кругом. Я держу бумажную петлю в руках и пробую ее пальцем. Я беру карандаш и провожу по полоске линию: бесполезно, все равно ничего не понять, у всех вещей на свете есть наружняя и внутренняя сторона, а у этой - одна, только одна, всегда одна, это какой-то обман, это неправда, так не бывает!
У государственной открытки - две простые стороны: на одной красная лента восьмерки, запрещенная, женская, преступная лента, змея, кусающая саму себя за хвост; под ней веточка мимозы,- цыганского, несуществующего в природе растения,- оно появляется раз в году, весенними вечерами, оно светит желтыми шариками в питерском сыром мраке, его приносят домой, и оно сейчас же умирает, не выдержав насилия.
На другой стороне картонки - белая, разлинованная поверхность, и на ней, под диктовку краснолицых, толстых надсмотрщиков, пристукивающих костяшками пальцев по столу, мы покорно пишем: "Дорогая мама! Желаю тебе счастья в личной жизни... успехов в труде... мирного неба над головой".
Крупным, как тыквенные семечки, семилетним почерком я вывожу на меловой бумаге государственные, пустые слова. Чужие слова, потому что своих у меня еще нет. Ладони мои покрыты бородавками,- бородавки заразны и перебегают от школьника к школьнику,- скоро весь класс, весь "коллектив", все "дружные ребята" покроются ими, потому что все должны быть как один, потому что так говорит огромная женщина с костяшками, и женщина в синем чехле, со стальными зубами, и слепой Ильич, задыхающийся от гладиолусов,- все, все должны быть как один. На спине моей - черный бант в косе; - наверно, черный, должен быть черный, как государственная ночь, но я дергаюсь и проверяю испуганно: точно ли? Не цветет ли там, сзади, между лопаток, беззаконие и беззащитность? Не принесла ли я с собой в эту коричневую, глухую тюрьму милую домашнюю метку, милый, домашний цветок на поругание и осмеяние?- но и этих слов у меня еще нет, как нет никаких слов, чтобы крикнуть - кому?- об унижении и поругании каком? чего?- откуда я знаю!
Я подписываюсь: "Твоя дочь Таня". Я думаю без слов, я представляю, как я понесу эту страшную, государственную карточку, эту заразную бородавку в дом, маме, ни о чем не подозревающей маме, как я принесу ей эти неправильные, лживые слова,- без запаха, без поцелуя, без чувства, без невысказанной нежности, без тех снов с сердцебиением, когда она выпускает мою руку и растворяется в толпе,- а я беззвучно кричу ей вслед,- я принесу и поднесу ей эту страшную, бородавчатую, мертвую карточку, и она испуганно уставится на красную восьмерку со стальными государственными зубами... я заражу дом, и мертвая мимоза бородавками расползется по маминым рукам.
...Я иду домой, проходными дворами, мимо почерневших и осевших сугробов, и по Кировскому проспекту, освещенному негаснущей, весенней, желтой зарей, и через мостик, и мимо цыганок, темными тенями стоящими на перекрестках в сгущающихся сумерках; я не вижу, что они делают, не вижу, что у них в руках,- только запах,- райский, желтый, южный,- веет мне вслед; мамин запах, мой запах, ничей, свободный, женский, весенний, вечный, невыразимый, без слов.
Я подхожу к дому, высящемуся надо мной серой громадой: окна уже зажглись, хлопья вечерней музыки валятся из форточек, небо охвачено желтым пожаром, смутное чувство томит, и я не знаю, что с ним делать. Я не знаю, что делать с собой, и кто я, и что мне надо думать, и какие бывают слова, и за что наказывают человека, и что ему можно, и что ему нельзя.
В моем ранце - мертвая карточка, чумной билет; мне велели передать его дальше, но почему-то я не хочу, но надо, но я не хочу, но они ждут, но я не хочу. Стая женщин с криком и стуком навалились на меня, стучат в моем мозгу, давят и пихают: передай, передай, пусть она тоже... как мы... И ты тоже... и все... и каждый... никто не уйдет... Желтое небо на влажном западе изнутри наливается тьмой, сгущается, створаживается, горит, не угасая. Что я должна думать? Что? Я сажусь на твердую скамейку,- холод через рейтузы, маленькие боты в почерневшем снегу, ранец комком у ног. Я опускаю голову к коленям, я быстро и коротко плачу, а потом подбираю ранец, подбираю себя, прерывисто вздыхаю, вытираю варежкой лицо и, решившись, шагаю в кошачью тьму парадной.

Izuminka

Noni